— Точно. То, что мы делаем, так это просто представим эти идеи реальному миру, где они не обсуждаются, миру нашего пьянства. И мы согласимся придать идеям победителя суверенитет в контексте паба.
— Это чушь, Лу, но это интересная чушь и хорошее развлечение. Я принимаю твой вызов не потому, что это подтвердит что-либо, но потому, что это заставит неудачника заткнуться о научном логически обоснованном споре.
Они решительно пожали друг другу руки. Орнштейн повел МакГлоуна в подземку на станцию Хиллхед.
— Здесь слишком много студентов и интеллигенции, Гас. Последнее, что я захочу сделать, так это оказаться втянутым в дискуссию с каким-то писклявым мудаком-выпускником. Нам нужна лучшая лаборатория для этого маленького эксперимента.
Гас МакГлоун почувствовал определенную неловкость, когда они вышли в Говэне. Невзирая на тип рубахи-парня Глазго, который он культивировал, Гас был на самом деле выходцем из Ньютон Мирнс, и вел довольно кабинетную жизнь. Дурачить впечатлительных буржуа, заполонявших в университете комнаты преподавательского состава, и представлять себя там подлинным товаром было просто. Но в таких местах, как Говэн, это было уже совсем другое дело.
Лу стремительно шагал вниз по улице. Ощущение этого места, смеси традиционного и нового, и огромные пустыри напоминали ему о еврейско-ирландских кварталах, в которых он вырос на Северной Стороне Чикаго. Гас МакГлоун неторопливо шел сзади, пытаясь придать своему виду небрежность, которой он не чувствовал. Орнштейн остановил на улице пожилую женщину.
— Извините, мэм, не могли бы вы нам сказать, где ближайший паб?
Невысокая женщина опустила свою хозяйственную сумку, повернулась и указала через дорогу.
— Ты почти пришел, сынок.
— Бречин Бар! Отлично, — возликовал Лу.
— Это Брикинс Бар, а не Бретчинс, — поправил Гас Лу.
— Как в Бречин Сити, правильно? Бречин Сити два, Форфар один, да?
— Да.
— Так что парни, которые пьют здесь, должны болеть за Бречин Сити.
— Я так не думаю, — сказал Гас, когда двое мужчин в голубых шарфах вышли из бара.
Сегодня была большая игра на Айброксе; Рейнджерс против Селтика. Даже МакГлоун, мало интересовавшийся футболом, знал это.
Они вошли внутрь. В забитом, как муравейник, обособленном баре было шумно, какие-то группы мужчин смотрели телевизор, другие играли в домино. В этом месте было только две женщины. Одна из них барменша неопределенного среднего возраста, другая слюнявая старая алкоголичка. Группа молодежи в голубых шарфах пела песню о чем-то, что носили их отцы, и Лу не мог четко ее разобрать.
— Это что, Шотландская футбольная песня? — спросил он Гаса.
— Что-то вроде этого, — неловко отозвался Гас, беря две пинты. Они присели рядом с двумя стариками, игравшими в домино.
— Все в порядке, мальчики? — улыбнулся один из стариков.
— Да, конечно, приятель, — кивнул Орнштейн.
— Вы не местные, — засмеялся старик, и они завязали разговор.
Один из старых доминошников оказался особенно разговорчивым, и, казалось, имел точку зрения абсолютно на все. Два философа лукаво кивнули друг другу: это был их человек. Они начали выдавать соответствующие аргументы.
Два старика выслушали их точки зрения.
— Похоже, мальчик здесь говорит, — начал один, — что в этом мире больше, чем мы о нем знаем.
— Это только названия, — сказал другой. — Магия, наука, какая на хрен разница? Это только названия, которые мы им даем!
Спор начался, и становился все более страстным по мере потребления выпивки. Два философа почувствовали легкое опьянение, и стали очень антагонистичны по отношению друг к другу. Она едва ли осознавали, что их спор привлек несколько зрителей, молодых парней, разодетых в голубое, красное и белое, и окруживших их стол.
В атмосфере нагнеталось напряжение, молодые люди постепенно напивались и становились более агрессивными в виду наступления футбольного матча. Один жирный юнец в голубой футбольной майке вмешался в дискуссию. Он привнес отчетливое ощущение угрозы, начавшей нервировать философов.
— Видите вы, мудаки? Вы завалили сюда со всем вашим дерьмом, и обращаетесь с приятелем моего отца, старым Томми, как с ебаной обезьяной.
— Мальчики в порядке, мальчики в порядке, — говорил старый Томми, но повторял это самому себе, в тихой пьяной мантре.
— Это не так, — проговорил с дрожью в голосе МакГлоун.
— Ты! Заткнись! — прорычал толстый юнец. — Вы заваливаете сюда с вашим глупым никчемным спором, и до сих пор не можете прийти к согласию. Есть только один способ разрешить этот спор: вы двое выходите наружу махаться.
— Нелепость какая-то, — сказал МакГлоун, крайне обеспокоенный меняющимися вибрациями.
Орнштейн пожал плечами. Он осознал, что какая-то часть его долгие годы хотела вмазать по самодовольной роже МакГлоуна. Там была эта девушка, в Магдален Колледж. МакГлоун знал, что Лу испытывал по отношению к ней, но он все же... проклятая задница...
Толстый юнец принял движение Орнштейна за сигнал молчаливого согласия.
— Махач разберет, что к чему!
— Но... — МакГлоуна силой подняли.
Его и Орнштейна вывели на пустую автостоянку позади торгового центра. Подростки в голубом образовали круг вокруг двух философов.
МакГлоун собирался заговорить, призвать к разумному и цивилизованному поведению, но к своему шоку увидел, что профессор Метафизики из Эдинбургского университета набросился на него. Орнштейн нанес первый удар, крепкий короткий прямой в подбородок МакГлоуна.
— Давай, говнюк! — заорал он, принимая боксерскую стойку.